Преамбула 

Ажиотаж строительства новых городов в стране, длившийся несколько десятилетий, наконец, утих, коллапс СССР породил демографический спад, города прекратили безудержный рост, и, вслед за бесперспективными деревнями 60-70-х, появилась реальная проблема бесперспективных городов (эта проблема была практически всегда, но тщательно замалчивалась), неудачно названных малыми моногородами, число которых приближается к 400.  По данным [8] из 616 депрессивных городов России 538 имеют численность менее 50 тысяч жителей (87%)

Часть этих городов обречена на исчезновение: смерть малых поселений – историческая неизбежность. Они потому и малолюдны, что что-то в их истории и положении не сложилось. Особенно много таких городов и поселений породила безумная советская «экономика»: не говоря уже о спецпоселениях и островах ГУЛАГА (эти лагеря ёмкостью по 10-20 тысяч человек вовсе неравны городам такой же людности: не надо забывать о конвое и караульных, о семьях вертухаев, а главное – о смертности, достигавшей 10-20% в год при смертности на свободе в 1-2%), все они, построенные ради извлечения тех или иных естественных ресурсов или из «стратегических» соображений, несут на себе печать временных и недолговечных.

Именно отсутствие нормальной экономики привело к тому, что в СССР-России сформировалась школа географической урбанистики, видящая в городе не только экономическое начало, как это принято в американской школе [2, 12. 13], к слову сказать, довольно бедной на идеи, но и культурное, социальное, духовное.

Смерть города может выражаться и в потере им  статуса города (недавнее тотальное разжалование многих городов в «городские» и «мунипиальные» образования больно ударило по самолюбию и самочувствию многих горожан), но чаще – утере городских функций, а также, в ряде случаев, полном исчезновении с лица земли.

Особо тяжелое впечатление производят «города» на БАМе: большинство из них построены силами молодых, рекрутированных из разных городов, областей и республик (Тында строилась москвичами, Северобайкальск – ленинградцами, Ургал – украинцами) как памятники тому или иному комсомолу. В Ургале, например, был и памятник в честь украинских строителей города, и мемориальные доски в честь какого-то-летия ЛКСМУ. Теперь на месте тех досок висят другие – в честь в\ч желдорвойск и лишь огромное панно в здании вокзала предательски напоминает об украинском происхождении станции и города. Но все эти декорации никак не спасают и не придают смысла всем этим городам, прозябающим в хронической безработице и абсолютной бессмысленности своего существования – уже во втором-третьем поколении! Осмысленны лишь 13 лагерных посёлков МВД: они функционируют и переполнены.

Советские города, строившиеся государственной волей и во имя государственных интересов, заполнялись «одноразовым» населением, без учета необходимого социо-культурного воспроизводства: в полумиллионном Брежневе-Набережных Челнах генпланом города не предусматривался театр, потому что районным центрам театр иметь «не положено по штату». Норильск оказался совершенно не приспособленным для пенсионеров, дети нефтяников Сибири вынуждены учиться в Москве – и так далее.

Государство, созданное и действующее из идеи самовластия, не порожденное людьми и городами, а порождающее людей и города – не советское изобретение. Здесь достаточно вспомнить, что православный Свияжск в мусульманской Татарии был построен по повелению Ивана Грозного (1551 г.) в 24 дня силами 75 тысяч человек. Подобного рода градостроительные эксперименты производили Петр I, Екатерина II, Павел I, Николай I – трудно назвать царя, не построившего хотя бы один город.

Это имеет и противоположный смысл: приученные к безволию люди до сих пор не проявляют никакой инициативы для улучшения своей ситуации и покорно ждут, когда государство обратит на них внимание и спасет их. Но оно, государство, не обращало на них внимания, когда строило их город – почему же оно должно это делать на закате?     

Кроме того, печальная участь умерших городов – это потеря для национальной культуры: мы теряем топонимические шедевры, красивые и выразительные. Мы теряем нажитые и обжитые, чем-то комфортабельные места, с их местной мифологией и фольклором.

И, наконец, исчезновение и смерть городов – явление разжатия пространства, опустынивания территории, разрушение ее селитебного каркаса. Это было незаметно в десятилетия градостроительного зуда, но теперь мы с горечью и недоумением наблюдаем зияющие пустотой и безлюдьем освободившиеся от влияния человека просторы. От Владимира до Нижнего земля удивительно пуста: ни городов, ни деревень, ни пашен, ни пастбищ. Ощущение такое, что 700 лет мира, царившего здесь, пошли невпрок. В Европе вряд ли найдется даже малый клочок земли, где за семь веков не было войн, разорений и опустошений, а, вот, поди ж ты: ничего подобного там не увидишь нигде.

Смерть городов в нашей стране – всегда трагедия, всегда – долгая и мучительная агония. В Америке, например, города умирают быстро, почти мгновенно: в Калифорнии город-призрак Калико [5] возник на гребне волны Серебряной лихорадки в 1881 году. Наспех сколоченная жизнь Калико рухнула в 1895 году, через четырнадцать лет, вместе с крахом цен на серебро. 19 тысяч жителей мгновенно разъехались по всей Америке. Сейчас здесь живёт три человека, занятые в успешном туристическом бизнесе в 4 милях от 15-ой дороги между Лос-Анджелесом и Лас-Вегасом.

У нас же вполне феодальная ситуация: институт прописки (регистрации), эмбриональное и полулегальное состояние рынка арендного жилья, невероятная стоимость перевозок людей и багажа, инертная немобильность населения – всё это приводит к тому, что процесс умирания городов затягивается на годы и даже десятилетия. Исключение составляют лишь катастрофы, например, техногенная катастрофа с городом Припять (Чернобыльская АЭС).

  Карта кладбища 

Распределение умерших городов Европейской части России по областям, краям и республикам дано по приложению к [1], в свою очередь базирующемуся на [10], а также [9 и 11]:

 Аббревиатуры: с – село, пос – посад, сл – слобода, ст-ца – станица,  г – безуездный и заштатный город, уг – уездный город, жд. ст. – железнодорожная станция,  ацо – административный центр округа, ап – административный пункт (по В.П. Семенову-Тян-Шанскому), иг – истинный город (по В.П. Семенову-Тян-Шанскому, который, абстрагируясь от людности и статуса, критерием истинности города считал лишь товарность его экономики – не менее 100 тыс. рублей годового торгово-промышленного оборота).

Средняя людность перечисленных в таблице 157 городов (все они – малые, до 20 тыс. жителей) в конце 19-начале 20 вв. составляла 3 тысячи жителей. Для наглядности: такую людность имели Каргополь, Пучеж, Нерехта, Истра (Воскресенск), Волоколамск, Рудня, Духовщина, Алексин, Княгинино, Туринск – города известные, даже знаменитые. Тут, правда, есть определенные сомнения в достоверности расчётов: в конце 50-х годов в состав Москвы были включены такие крупные города как Тушино, Перово, Люблино, Кунцево, Бабушкин и другие (еще ранее, в 1938 году город Кусково «растворился» в городе Перово). Они, вполне реальные города со своей историей и культурой, самостоятельной архитектурно-планировочной картиной, быстро обезличились и растворились в Москве. Очевидно, это не единственный случай и так исчезло довольно много городов, поглощённых крупными городскими агломерациями.       

За 20-ый век (точнее, период 1897-1999 гг..) произошли серьёзные изменения в городской сети страны, в частности, ее Европейской части (без Курганской и Калининградской областей) [Город и деревня, 125]:

Как видно, урбанизация шла не столько за счет новых городов (на каждых два новых умирал один старый, больше всего погибло городов в первое десятилетие советской власти: в те годы искусство административной кройки и шитья территорий и поселений достигло лихорадочного уровня и напряжения), сколько за счет роста самих городов (и естественный прирост, и в еще большей степени за счет миграции в города людей, бегущих из деревень). Средняя людность городов за век выросла с 12.5 тыс. жит. до 90 тыс. жит. В 30-е годы ежегодный прирост численности населения Москвы составлял около 200 тыс. чел. Даже в 60-80-е годы при отрицательном естественном приросте Москва продолжала расти по 100 тыс. чел. в год.    

Опыт 20 столетия показывает: малые города как носители локальных культур гибнут и умирают именно в периоды реформ, трансформаций и социальных экспериментов. Крупные и особенно крупнейшие города по большей своей части – космополиты: либо самобытные метрополитанские (Париж, Лондон, Нью-Йорк), либо как порождения цивилизации и подражания метрополитанским (Москва, Шанхай, Рио-де-Жанейро и т.п.)

Да – и это общепризнанно – в малых городах, за счет того, что все друг друга знают, царит социальное рабство, но зато имеется пространственная свобода: в малом городе человек ощущает свою индивидуальность как неделимость и несоразмерность окружающему миру. В больших городах социальная свобода компенсируется пространственным рабством: маршрутизацией передвижений, заданностью (а чаще – отсутствием) горизонта, трассировкой и магистрализацией всех направлений. Именно поэтому малые города порождают более креативный люд, который потом перебирается в большие города – за образованием и признанием. Не зря же убегают поэты и ученые в Переделкино, Малеевку, Дубну, Пущино, Академгородок, Коктебель. И это – не национальная  особенность. Это бегство, хотя бы на время, на вспышку озарений и вдохновения – явление общеевропейское, если не мировое.

У больших городов другая цивилизационная функция: их интеллектуальный капитал направлен на удержание осмысленности существования и порождение спасительных для себя и мира смыслов. Не будь больших городов – и наша страна погрязла бы в абсурдистской экономике и логике местечковых «марксистов».

Мы, жители больших городов, умея организовывать пространство, почти не умеем его ощущать, чувствовать, а ведь пространство обладает, как и время, красящим свойством:  классический русский эмигрант в равной степени и цвета дореволюционной эпохи и цвета парижского космоса. Жители больших городов живут ритмами времени.

Малые города хрупки, уязвимы и беззащитны против социальных потрясений: детские болезни, супружеские измены, удачные покупки – то, чем живы малые города, встречаются гораздо чаще, чем коммунизм или суверенная демократия, к которым устойчивы структуры и основы больших городов.

Периоды вымираний

Если начинать с Гардарики, «Страны городов» со смешанным балто-славянским и балто-германским населением, то городки эти имели две функции – оборонительную и огорожение «огородов», то есть сельхозугодий от опустошений, наносимых дикими животными. Древняя традиция этих городков, особенно по речным берегам и на речных островах, сохранялась очень долгое время – в Сибири они назывались острогами (не с тюремными, а именно с этими двумя функциями), в Америке – фортами. Форт-Росс в Калифорнии (начало 19 века) – типичный потомок Гардарики: квадрат примерно 100 на 100 метров, огороженный высоченным плотным тыном, с четырьмя дозорными башнями по углам, церковью, скученными жилыми и хозяйственными постройками, пашенкой и парой пушечек для отпугивания диких индейцев.

К городам Гардарики относится и старейший русский город Старая Ладога на Волхове, основанный, как утверждают летописи, Рюриком. Здесь сохранился крепостной и храмовый ансамбль, ныне переживающий туристический бум. На северной окраине – три небольших кургана: здесь похоронен князь Олег, ужаленный змеёй. Таких же три кургана и могила Олега находятся под Киевом. Обе могилы – подлинные (Колумб похоронен в трёх местах, и это никого не смущает). Сегодня Старая Ладога лишена городского статуса.

В ходе «мирного» (как пишут учебники по отечественной истории) освоения севера новгородцами исчезло множество городков чуди белоглазой, вепсов и других малых северных народностей. Миф о мирном заселении зиждется на том, что эти мирные народы вооруженному сопротивлению предпочитали «уходить под землю», исчезать в самопогребениях. Нам о тех городках остался легенда о невидимом граде Китеже, ушедшем в глубины озера. 

На европейской территории нынешней России было несколько государств, постепенно поглощенных Россией. Уходя в прошлое, они уносили с собой не только культуру, но и свою цивилизацию, в том числе и города. Память об этих древних захоронениях сильно пообветшала и во многом не сохранилась, оставив нам только совсем уж обрывочные фрагменты:

Черноморские города античных времен: Танаис (у Азова, столица амазонок), Фанагория (вблизи Тамани), Горгиппия (на месте Анапы) – ведутся раскопки, проводятся исследования, но мы уже никогда не восстановим эти города.

Хазарские города: Итиль (волжская пойма), Беленджер – на р. Сулак, Саркел – затоплен Цимлянским водохранилищем, Семендер (неподалеку от Махачкалы) – вот, кажется. И всё. Что осталось на нашей территории в память о могущественном каганате, простиравшемся от Каспия до дельты Дуная, От Волги до Херсонеса Таврического, от Кавказа до северных границ степей.

Булгарское царство (22 города): Сувар, Биляр, Ошель, Булгар, Жукотин при слиянии Волги и Камы было разорено и подорвано монгольским нашествием. На высоком берегу Тоймы, в Елабуге, сохранилось Чертово городище (Ананьево), известное с 5 в. и уже тогда, при Батые, казавшееся глубокой древностью. Эта круча с видами на десятки километров окрест и циклопической красной башней – несомненное место силы, каких не так много есть на земле.  Восприемником Булгарского царства стала Татарское ханство, разоренное неистовым Иваном Грозным, многое порушившим не только на исконных русских землях, но и на вновь захваченных им. Жители Великого Новгорода до сих пор вспоминают, как резня, устроенная им, окрасила воды Волхова в алый цвет.

Надо сказать, что отечественная гражданская история принципиально отличается от западного лекала, где города выступали в качестве государственнообразующего фактора: наши города – порождение государства. При этом государство выступало не только в качестве основного устроителя городов, но и рассматривало их в качестве орудия межгосударственных отношений. Государство строило города для своей защиты или экспансии, а затем жертвовало ими, беспощадно и холодно, как солдатами.

Дальнейшие сведения почерпнуты в основном из [3], а также [8,9, 11].

Города, исчезнувшие в 13 в. в результате нашествия монгол: на Оке – Воротынск, Любуцк, Лабынск, Неринск, Тешилов, Колтеск, Старая Рязань, Переяславль (нынешняя Рязань), Ростиславль, Свирилеск, Перевитеск, Борисов-Глебов, Ольгов, на Проне – Белгород, Ижеславль, Пронск, Ожск. Верхнеокские города Сервмнск, Воротынск, Серпейск, Кременск, Оболенск, Перемышль продержались дольше, до 14 века,  т.к. были малодоступны для золотоордынской конницы.

В 17 веке была создана сеть городов «Белгородская линия» от Ахтырки через Белгород до Тамбова: Ахтырка (1641), Хотмыжск (1640), Белгород (1593), Короча (1638), Новый Оскол (1647), Верхососенск, Усерд (1637), Острогожск (1652), Коротояк (1648), Борщев монастырь, Воронеж (1586), Орлов (1646), Усмань (1646), Сокольск (1647), Добрый (1647), Козлов (1636), Тамбов (1636), ограждавшая русские рубежи от Дикого поля, заселенного степняками: печенегами, кипчаками и другими потомками хазар. Эта линия – самая мощная, но не единственная. До того была сформирована Засека: севернее Белгородской линии  шла широкая полоса лесных засек и цепь оборонительных городков.

Уже в 1775-1785 гг.., в ходе административной реформы Екатерины II (всего она упразднила 38 городов) , то есть всего через полтора века из этих 18 городов 5 были упразднены или выведены «за штат» (Усерд, Ольшанск, Урыв, Орлов, Сокольск), еще ранее был упразднен Добрый, а несколько позже стал заштатным Хотмыжск. На сегодня только шесть городов сохранили свой статус. Исчезли как города также Карпов, Волховец, Яблоков, Нежегольск, Палатов, Костенск, Землянск, Белоколодок, Романов.

В начале 18 века Петр создает сеть городов для строительства азовской флотилии: Тавровку (1702), Павловск, Тавров – их больше нет, как и нет уничтоженного Петром Батурина, ставку гетмана Мазепы: в 1708 году Меньшиков убил все 6 тысяч жителей города и тщательно сравнял его с землей – но это уже за пределами современной России, в Черниговской области Украины, за оградой… 

В ходе административной реформы Екатерина II присваивает 165 населенным пунктам статус города, но 31 из них испытание временем не выдержали…  

К числу исчезнувших следует также отнести: Никитск (Домодедовский р-н) – конец 18 века , просуществовал всего 20 лет; Вертязин  (на Волге, недалеко от Твери) – уничтожен Иваном Грозным, Радонеж (родина св. Сергия Радонежского, недалеко от Хотьково), на Протве – Вышгород, Оболенск и Борисов, на Моче – Перемышль Московский – собственно, речь может идти даже не о десятках – о сотнях исчезнувших или «одеревеневших» (ставших деревнями и селами) городов старины. Безымянных и неопознанных могил на кладбище городов много.

Особо следует сказать о Пустозерске. Отсюда в 1736 году началась Великая Сибирская экспедиция на Обь, возглавляемая Малыгиным. Но не этим запоминается этот город с численностью населения 0:

Реквием по Пустозерску 

По малой и темной как нечистая совесть воде путанной протоки, что меж Печорою и Пустым озером, пришел я в место заунывно печальное и тоскливое, стонущее тоской и безысходностью. Отсюда уже ничего не видно - ни недалекой Печоры, ни света, ни будущего; среди хилого тундрового криволесья стоит несколько малоприметных крестов, и все. Жалкие дрожащие березки в ржавой облетающей на заполярном ветру листве, колючие угрюмые елочки, прозябающие в песке и болоте, низменные облака, сыплющие колкие заряды снега, такие низменные и низкие, как помыслы ночного ката, они чуть не задевают колышащиеся в судороге предзимья вешки бурьяна. Скоро зима, совсем зима, уж и сейчас полдень - сумерек, а скоро и вовсе ночь настанет, завоет голодным волком в своей самопустоте и глухом безлюдье и безжизненности, поскольку все живое притаится и попрячется, впадет в терпеливую спячку. Здесь жизнь наполовину короче любой и всякой другой уже тем, что половина ее проходит в смертном зимнем забытьи.

В 1471 году Новгород окончательно теряет свою самостоятельность и присоединяется к Московскому княжеству. Жаркие до чужого, московские князья озорно приобщают к себе все владения и завоевания Великого Новгорода. Иван Ш снаряжает войско, отряд в четыре с лишком тысячи человек, и тати, пробираясь озерными и речными волоками, продвигаются к устью Печоры, где основывают острог на месте священного капища пугливой печеры, народа, предки которого, согласно преданиям и мифологии, пришли сюда из Северного Предуралья, из кунгурских пещер, богатых металлом и подземными силами. 

Пустозерск возник в 1499 году, задолго до проникновения московитов на Урал и в Сибирь, как военно-ссыльное место, северный оплот Московии на подходе к сказочной златокипящей Мангазее.

Заброшенный и полузабытый, городок просуществовал до 1762 года, после чего впал в окончательное безлюдство, захирел и стерся с лица земли.

Здесь  жизнь теплилась самым призренным образом: на всем привозном, от муки до леса, воровством и грабежом несытой самояди, от случая к случаю и ссыльными. В нелучшие, но и не худшие годы, в 1679-ом, например, было здесь 53 двора да нищих и вдовьих 8 дворов, а людей в них 268 душ да бездворных с нищими 107 человек. Убогое городище.

Существовал на Москве кружок ревнителей благочестия (на Москве до сих кружков всяких!), возглавлял который духовник Алексея Михайловича о. Стефан Бонифатьев, протопоп Благовещенского Собора. Входили в этот кружок два будущих непримиримых и заклятых врага - Никон и Аввакум.

В июне 1652 года умирает патриарх Иосиф. Стефан отказывается от патриаршего престола и убеждает царя поставить митрополита Никона.

Балабол и невежда Никон (Никита Минов) за пять лет своего лихого патриаршества наделал и напахал дурости несметныя. С ходу он заменил двоеперстие (символ единства Бога и человека) троеперстием (символ троичности Бога), тем самым выкинув из символа вера ее носителя, человека, отторгнув верующего из Учения, сделав человека непричастным и безответственным перед верой. Он также приказал привести тексты Богослужебных книг в соответствие с греческими, но не  теми, что были написаны на заре христианства, а современными ему, то есть, послевизантийскими и глубоко погрязшими в римском католицизме. К тому же эти коррективы были поручены такому же малограмотному греку, как и сам Никон, расстриге и блуднику, изгнанному из Греции. В результате, многие тексты оказались полны блядолепия, что до сих пор самым дурным образом влияет на нравственный дух верующих в эти нелепости и кощунства.  Были также изъяты иконы русского письма, не соответствующие последней греческой моде, весьма сомнительной и прелестной. Он также сильно поменял обряды и службы. И чем бессмысленней и нелепей было поновление, с тем большей жестокостью оно вводилось. Да ладно б поновление: гораздо строже и лютее наказывалось следование привычному, старому обряду Богослужения, чтению привычных, харатейных книг и писаний. Мордовский сиволапый мужик наломал дров на триста лет впрок, после чего хлопнул дверью, оставив свой пост. Лишь спустя  9 лет Собор лишил его добровольно им скинутого сана. Кончил свою жизнь этот шут в глубокой опале и ссылке, в забытьи и забвении, в 1681 году, так и не поняв, что он натворил.

Две трети православного населения страны покорно пошла под ярмом новой веры, треть осталась в староверии, несмотря на гонения, притеснения, казни, каторги и улюлюканье.

Понадобилось более трехсот лет, чтобы церковь, наконец, признала равночестие староверия. Неизвестно, сколько пройдет еще лет, прежде чем церковь догадается принести свою повинную перед староверием и никто не знает, наступит ли когда-нибудь примирение народа в вере.

Немеркнущими кострами полыхают в нашей памяти очаги старой веры: Казанский собор и Рогожа в Москве, Соловки, Ветка, Братский острог, Пустозерск.

Аввакум Петров, будущий знаменитый протопоп Аввакум, родился в семье нижегородского священника в 1620 году. Его крестный ход начался в ночь на 13 августа (ночь св. Варфоломея, с которого, по вере его, заживо содрали кожу) 1653 года. Взятый в сушиле, служившем местом Богослужения по старому канону (служить в Казанском соборе по-старому ему было запрещено напрочь), неистовый протопоп был отправлен с семьею вместе сначала в Тобольск, затем в Якутский острог, до которого страдальцы не дошли и оседали то в Братском, то в Енисейском, то Нерчинском острогах. Бесчинства и зверства, чинимые в Даурии в отношении протопопа и его семьи   воеводой Афанасием Пашковым, привели к тому, что двое малолетних сынов померли, местное население валом отвернулось от никонианского нововерия, а царь вынужден был вызвать Пашкова на допрос. В 1664 году, после более чем десятилетней чреды духовных подвигов и испытаний веры истерзанный Аввакум вернулся в Москву, и умиленный его страданиями и стойкостью царь молил его стать своим духовником. Не внял непреклонный. Это случилось весной, а осенью Аввакум со своим семейством отправляется в Пустозерск.

В феврале 1666 года (звериное число Апокалипсиса!) на Собор были доставлены из разных мест староверы, в том числе и Аввакум с сыновьями Иваном и Прокопием. Не принявших абсурдистких доводов Собора, Аввакума и его сторонников предали анафеме. В последний раз Москва прощалась с героем духовного сопротивления. Вслед за ним черной птицей улетела в изгнание и бессмертие боярыня Федосья Прокофьевна Морозова. Репродукцию картины Сурикова вы найдете и поныне в каждом староверческом доме - от Дуная до Забайкалья.

Прошло 16 невероятных лет мучений, пыток, сидения в холодном и низком подполе тюремной избы, в цепях и поношениях, 16 лет величайшего долготерпения и сопротивления - чудесным образом воззвания Аввакума ходили по стране, возмущая народ против новой веры. Они стали духовным основанием бунта Разина и других неповиновений. Искренняя и горячая речь Аввакума стала лексической, стилистической и нравственной основой русской литературы. С него началось великое противостояния писателя и власти, слова и дела.

14 апреля 1682 года, на Страстную, Аввакум и еще трое его сострадальцев были выведены из смрадного узилища. Простившись меж собой, они громогласно предрекли скорую смерть престолонаследнику Федору - и тот через две недели действительно умер, бросив страну к ногам очумелого в грехах и жестокостях Петра. Аввакум веще изрек горестное своим палачам: "Аще умру и обличителем вам буду всегда!", что сбылось также. Уже из полыхающего костра народ внятно услышал последнее сжигаемых заживо: "Владычица, прими молитву раб своих!" -- и она была принята со слезою.   

Сегодня, плача по Аввакуму, мы не можем поднять гнев на тех, кто противится гнету и унижению насильственного присутствия в  ненавистной им стране. Иначе мы предадим страдания и муки своих учителей и наставителей, предадим себя и скажем себе - мы скот послушный и нелепый.

Бурьян клонится под снегом и ветром, и грозной яростью полны небеса над Пустозерском. Невыразимо зябко и одиноко на этом ветру, а стоять надо. Стоять перед пылающим костром памяти, внимать последние слова к Богородице и молить ея о том же.

И понимать: Пустозерск и есть Россия,  пустое никчемное место, проклятое Богом и Богородицей, всегда и навсегда погрязшее в черных делах своих, поскольку сама Россия допустила и попустила над собой это поругание. Зябко в предзимней России. И пусть исходят из нее Достоевский и Толстой, Гоголь и Мусоргский, Платонов и Булгаков, Солженицын и Набоков, Бродский и Галич - из пустоты они исходят и, подобно Михаилу Глинке, говорят оставляемой зияющей пустоте "ноги моей здесь больше не будет". Они уходят в бессмертие и всемирную славу вопреки несущимся им вослед казням, каторгам и анафемам, вопреки психушкам и больничным койкам, вопреки серому многолюдью пустоты.

Поток несостоявшегося, пустопорожнего, псевдоправдивого и уже не раз пережеванного и отторгнутого в отрыжке - основной поток печатной продукции вовне и внутри страны. Здесь полно писателей, которым пишется, просто пишется, без страданья и боли, будто понос их продрал, как грязи в тамбовскую распутицу. 

Я стою посередь Пустозерска - горизонт начинается на расстоянии вытянутой руки и потому простирать руки некуда, космос отсутствует, и ничтожество жизни перетекает в ничтожество собственного существования и с горькой ясностью, с пронизывающим холодом понимаешь: все так ненужно, и напрасно, и нелепо, и никчемно, и зазря, ей-Богу, зазря.

 Обреченные на вымирание 

Экономическая перестройка в стране и переход к рыночной экономике ограничился приватизацией собственности и последующими сменами собственников – ни технологических изменений, ни технической модернизации, ни даже включения рыночного механизма ценообразования не произошло. В результате, за двадцать лет беспощадной коммерческой эксплуатации, исчерпывающей технические ресурсы, многие промышленные предприятия сильно обветшали и износились, моральный износ и отсталость стали очевидными.

Для малых городов, многие из которых – многопрофильные, градообразующие предприятия превратились в «голодобразующие». Еще хуже сложилась ситуация для поселений, вообще лишенных градообразующей деятельности: военные городки и гарнизоны, «точки», культурно-административные декорации в районах рассеянного номадного автохтонного населения на Севере, руральные города с выработанными запасами природных ресурсов (шахтерские города и поселки, поселки нефтяников, газовиков, лесозаготовителей, рудничные поселки и т.п.  

Сейчас уже достаточно официально признается, что в стране более 400 проблемных малых моногородов и поселений, из которых около 20 требуют срочной эвакуации населения. Здесь тактика властей очевидна – затягивать процесс отселения и переселения как можно дольше, чтобы значительная часть людей уехала сама, без государственных расходов и поддержки. Предполагается, что в обозримой перспективе к этим городам присоединятся еще около 300 поселений: проблема умирающих городов может превратиться в перманентную.

Посещение и исследование таких городов как Шлиссельбург Ленинградской области, Балей Забайкальского края, Чегдомын Хабаровского края, Байкальск Иркутской области [4, 6, 7], а также более ранние исследования по Светогорску и Каменногорску (Ленинградская область), Ураю (ХМАО), городам и посёлкам зоны БАМ, показал:

- сворачивание производственной деятельности ведет к повсеместным вспышкам мародерства, расхищения материалов и оборудования, вандализму относительно оставляемого людьми жилья;

- ни государство, ни «владельцы» предприятий и производств не готовы к постановке и решению мобилизационных и эвакуационных работ и будут саботировать их до последнего;

- одновременно с этим растет мера доверия и солидарности тех слоев населения, которые решительно настроены не покидать город; по сути, именно эта воля и является решающей: воля к хозяйствованию, деловой самодеятельности, самоуправлению;

-  ни одно решение и ни  один проект спасения таких городов не являются решающими, но спасительны только совокупности проектов и решений, не противоречащих друг другу, а взаимодополняющих и помогающих.

   Можно наметить ряд городов и поселений, требующих, на наш взгляд, решительного захоронения и спасения людей, живущих в них (список, разумеется, не полный):

- Амдерма-2 на Новой Земле вместе с федеральным ядерным полигоном, представляющим потенциальную угрозу не только Арктическому бассейну, но и всему человечеству, сюда же следует отнести все секретные и закрытые поселения, прежде всего расположенные в крайне неблагоприятных  природно-климатических условиях;

- военные и пограничные поселения на трассе Севморпути и в районах Крайнего Севера;

- Норильск, Каеркан и другие города и поселения добывающего профиля – если не полная их эвакуация, то значительное снижение численности за счёт выноса отсюда тонких и обогатительных технологий;

- абсолютное большинство городов и поселений зоны БАМ, прежде всего тех, что не получили производственного развития;

- оккупационные поселения на Южно-Курильских островах.

Провожая в последний путь и готовя последний путь нашим незадачливым городам – помним ли мы уже ушедших?

Существует теория, согласно которой одним из покровов Земли является геомансия, особая энергетическая субстанция, в узлах которой возникают города. Погибшие и умершие, они продолжают служить Земле и нам ключами, источниками энергии. И, стало быть, надо ухаживать и за живыми городами и за городским кладбищем.

 Библиография 

1.Город и деревня в Европейской России: сто лет перемен. Монографический сборник ИГ РАН, М., О.Г.И..Полит.ру, 2001, 560 с., ISBN 5-94282-030-9

2.Джекобс Дж. Экономика городов. Новосибирск, Культурное наследие, 2008. 294 с.

3.Лаппо Г.М. География городов. М., ВЛАДОС, 1997. 480 с., илл.,  ISBN 5-691-00047-0

4.Левинтов А. Далеко от Москвы www.redshift.com/~alevintov  июнь 2008

5.Левинтов А. Двойной призрак. 1999

6.Левинтов А. Золотая агония. www.redshift.com/~alevintov январь 2007

7.Левинтов А. Россия, не падать! www.redshift.com/~alevintov ноябрь 2009

8.Нефедова Т. Российская периферия как социально-экономический феномен.// Жур. «Региональные исследования», 2008, №5, стр. 14-31

9.Нефедова Т. Сельская Россия на перепутье: Географические очерки. М., Новое издательство, 2003. 408 с., илл., ISBN 5-98379-001-3

10.Семенов-Тян-Шанский В.П. Город и деревня в Европейской России. Очерк по экономической географии с 16 картами и картграммами. СПб, типогр. Киршбаума

11. Трейвиш А. Город, район, страна и мир. Развитие России глазами страноведа. М., Новый хронограф, 2009. 369 с., ISBN 978-5-94881-085-0

12.Jacobs Jane – The Economy of Cities//New York, A Division of Random House, 1970

13.Jacobs Jane – The Death and Life of Great American Cities, New York, 1961